Задержание и вербовка в КГБ

Весной меня задержали во дворе собственного дома: трое окружили возле машины. Показали документы, забрали телефон и мы пошли в дом на обыск. Привели соседей-понятых, а после поехали в ГУВД, где на меня составили первый административный протокол. Всего меня судили три раза, в сумме я отсидел больше месяца.

Судили за репосты и подписки. Плюс на фейсбуке нашли донаты в фонд потерпевших от репрессий. Сказали, что это основание для возбуждения уголовного дела и запросили компенсацию в десятикратном размере. Все деньги с карточки я перевел по реквизитам, которые мне дали силовики.

Во время ареста меня несколько раз вызывали на допрос в КГБ. Там сказали, что отпустят только в том случае, если я буду с ними сотрудничать. Сотрудничество должно было заключаться в том, что я выеду за границу и буду рассказывать, чем занимаются беларусы: на какие мероприятия они ходят и так далее.

Я согласился. В 2022 году я перенес тяжелую операцию, после которой у меня начались проблемы со сном и я стал пить антидепрессанты. Плюс переживал за родителей — они у меня слабенькие. В итоге меня заставили подписать показания на людей. Сказали, если я перестану сотрудничать, у них будут проблемы и люди пострадают.

Большая часть людей в списке жили на тот момент за границей. Мне дали контакт человека, с которым я должен был выходить на связь. До выезда из Беларуси я с ним связывался, а как только выехал — заблокировал и написал пост, где рассказал о своей вербовке. В КГБ обещали, что если я буду хорошо проводить работу, то смогу вернуться в Беларусь и они даже восстановят меня на государственной службе.

После, как мне рассказывали, когда людей задерживали летом, то говорили, что это по моей вине. Неприятное ощущение, но я понимал, что за этими людьми все равно бы пришли.

ИВС: отсутствие передач и больше месяца в одной одежде

В ИВС, где я сидел, камера рассчитана на трех человек, но обычно нас было от 4 до 7. Политическим и «неповиновенцам» не выдавались матрасы, одеяла и подушки. Приходилось спать на железных решетках. Единственное, что давали — одежда, в которой тебя привезли. Меня привезли в теплой куртке и ее мне давали на ночь. В ней я спал на полу. Передачи были запрещены, письма также не доходили. Связь с внешним миром происходила через адвоката.

Каждую ночь нас будили минимум по два раза: поднимали, просили назвать ФИО и статью. Еще момент: к политическим в камеру подсаживали бездомных людей — у нас был такой, на котором была собрана вся «биолаборатория». После него в камере завелись вши. Сидишь, весь чешешься в той же одежде, в которой попал сюда с задержания.

На прогулки политических выводили перед судом. За чуть больше месяца у меня было три прогулки: по одной перед каждым заседанием. Четыре раза в день выводили в коридор на проверку.

Все чем мы занимались в камере — это разговаривали. Постояли, походили, поговорили.

Самым сложным в заключении была неизвестность. Мне угрожали уголовным делом. Даже выйдя на свободу мне казалось, что со мной затеяли какую-то игру и схватят при выезде за границу.

Освобождение, переезд и научная работа в Европе

На свободу я вышел в мае. С работы меня уволили по статье. Получив гуманитарную визу, выехал из Беларуси в Польшу на научную стажировку, собирался на нее ранее.

После того, как я опубликовал пост о своей вербовке в КГБ, на меня пытались выйти странные люди: писали с разных аккаунтов, но я их блокировал. Звонили родителям и приглашали меня в РУВД на беседу.

После моего поста некоторые люди на меня обиделись, часть отнеслась с пониманием. Сейчас мне тяжело ответить, планирую ли я возвращаться в Беларусь. Всё будет зависеть от ситуации.